Я разрушаю, поскольку для меня не годится всё, что проистекает из разума. Я верю теперь лишь в свидетельство того, что возбуждает мои жизненные соки, а не того, что обращено к моему разуму. Я обнаружил различные этажи в области нервной энергии. Сейчас я чувствую себя способным различать разные свидетельства. Для меня существует и некое свидетельство в области чистой плоти, и оно не имеет никакого отношения к свидетельству разума. Вечный конфликт между сердцем и разумом проявляется и в самой моей плоти, однако это плоть, питаемая нервами. Образ, предлагаемый моими нервами в области непостижимо аффективного, обретает форму самой высокой интеллектуальности, и я отказываюсь лишать его этой формы. Именно так я способствую формированию концепции, несущей в себе самой внезапное сияние вещей, настигающее меня шумом творения. Ни один образ не удовлетворяет меня, если только он не является одновременно Познанием, если он не несёт в себе как свою ясность, так и свою сущность. Мой усталый дух дискурсивного разума стремится попасть в шестерёнки некой новой абсолютной гравитации. Это, как я представляю себе, есть высшая форма, в образовании которой участвуют только Законы Алогичного и в которой одерживает победу обнаружение нового Смысла. Это Смысл, затерянный в беспорядочной сумятице наркотиков, Смысл, помогающий образу глубже постигнуть противоречивые фантазии сна. Этот Смысл есть победа духа над самим собой, смысл, хотя и не сводимый к простым составляющим рассудка, но всё же существующий, хотя и внутри духа. Он есть порядок, он есть понимание, он есть знание хаоса. Даже хаос нельзя принимать как нечто само собой разумеющееся, его приходится истолковывать; когда же его толкуешь, он исчезает. Он составляет логику Алогичного. И тем самым всё сказано. Моё ясное и прозрачное безрассудство не боится этого хаоса.